— Вы самая упрямая женщина, которую я встречал в жизни, — пробормотал он, убирая пряди волос с ее раскрасневшихся щек.
— Мгм, — согласилась она, мечтая лишь о том, чтобы он опять поцеловал ее.
Дороти так сильно хотела его, что вся трепетала от страсти, жаждала близости с ним, но… все это было лишь в мечтах, далеких от реальности.
— Осторожнее, упрямица, — хрипло пробормотал он. — Только что мы снова нашли общий язык. Как бы это не вошло у нас в привычку!
А ей хотелось только одного: чтобы он перестал разговаривать и снова поцеловал ее. Что он и сделал — и на этот раз поцелуй был еще более горячим и долгим. В плену сжигавшей их страсти пни жадно искали друг друга руками, губами, ласки становились все настойчивее, и Дороти потеряла всякое представление о времени и пространстве, обо всем на свете. Осталось только жгучее наслаждение, когда ладони Эвана нежно легли па ее груди, прикрытые шелком блузки и бюстгальтера.
Она едва не задохнулась, когда его пальцы коснулись отвердевших сосков, и острое желание, неведомое ранее, пронизало тело до бедер, охваченных жаром. Вслед за этим пришла сладостная боль, и она не понимала, как с ней справиться.
Это сделал Эван, когда, расстегнув ей блузку и лифчик, тронул губами соски. От горячего прикосновения его языка она громко застонала. Руки Эвана теперь лежали на ее бедрах, которые раздвинулись от его прикосновения, словно любовники готовились сделать последний и самый решительный шаг.
— О господи, — вдруг простонал Эван, уткнувшись ей в плечо влажным от испарины лбом. — Твой отец был прав еще кое в чем — здесь я не могу целовать тебя! — объяснил он непонимающе уставившейся на него Дороти. — Любой может войти сюда. Мы должны куда-то скрыться, в такое место, где я смогу любить тебя до полного изнеможения, пока у нас не останется сил ни на что, кроме как умереть в объятиях друг друга!
В ней пылал огонь только что испытанного наслаждения, и она с трудом восприняла его слова, вынырнув из половодья страсти, которое угрожало потопить ее с головой. Угрожало? Почему она стала думать обо всем в прошедшем времени?
Потому что всепожирающее пламя стало стихать, позволив ей снова обрести здравый смысл. Что она делает? И более того — с кем!
— Мы не можем поехать ко мне, Дороти, — вздохнул он. — В этот раз я приехал в Бостон всего лишь на день и не успел снять номер в гостинице. Но это не означает, что мы…
— Остановись! — собравшись с силами, прервала Дороти и, высвободившись из объятий Эвана, чуть оттолкнула его от себя, чтобы установить между ними какую-то дистанцию.
Непослушными пальцами она стала поспешно застегивать лифчик и блузку, что потребовало куда больше времени, чем Эвану, когда тот раздевал ее! Осознав это, она снова разозлилась, но в этот раз не на партнера, а на саму себя. Его нельзя было осуждать за то, что он пришел к выводу, который напрашивался сам собой, тем более что и она желала уединения и…
Приведя в порядок одежду, Дороти решительно заявила:
— Я не собираюсь ехать ни в гостиницу, ни в любое другое место!
Эван на мгновение прикрыл глаза, устало провел рукой по волосам.
— Я снова сделал что-то не то, — с трудом перевел он дыхание. — В тот раз я так и сказал Мэгги за ленчем: давно не практиковался в подобного рода делах.
Но Дороти прекрасно понимала, в чем причина: ему никогда не оправиться после краха брака…
— Со мной вам не удастся возобновить эту практику! — в упор посмотрела она на него.
— Какую практику? — опешил Эван.
— Как я только что услышала, в этот раз пы не собираетесь надолго оставаться в Бостоне. Вы сказали все, ради чего явились сюда, так что, думаю, нам пора прощаться! — Дороти отошла в другой конец кабинета, стараясь в ограниченном пространстве помещения держаться подальше от Эвана. О возбужденном состоянии, в котором она сейчас находилась, говорила лишь вздымающаяся грудь — всего несколько минут назад вот этот мужчина ласкал и целовал ее. А теперь надо положить конец безумию! — Да, да, пора прощаться, и немедля! — торопливо добавила она.
Теперь Эван тоже пришел в себя.
— Я уйду, когда сочту это необходимым, — бросил он с холодным блеском в синих глазах. — Понятия не имею, что с вами делается — то вы милая, теплая и страстная, то становитесь ледышкой, но, если вам так хочется, быть посему. — Он резко выпрямился, и в его взгляде мелькнуло презрительное выражение, когда Дороти невольно вздрогнула. — Не беспокойтесь, мне никогда в жизни не приходилось принуждать женщин!
Конечно, не приходилось; у него не было в этом необходимости рядом с такой красавицей, как его жена Джессика Хэмилтон! Вот где крылись корни ее, Дороти, страха перед этим человеком. Он был женат на женщине, безоговорочно признанной одной из первых красавиц в мире. На женщине, которая несколько лет назад стала жертвой похитителей. Конечно же, ее выкупили…
В те дни газеты были полны сообщений об этой истории, и Дороти хорошо помнила ее подробности.
Трагедия произошла шесть лет назад. Эван Хэмилтон, считавшийся одним из самых талантливых сценаристов «фабрики грез», покинул Голливуд после того, как его бывшая жена, едва только закончив бракоразводный процесс, вышла замуж за человека, который утешил ее расстроенные чувства. А разведенный муж взял с собой малышку дочь и приложил все усилия, чтобы о нем ничего не было слышно.
Но теперь Дороти знала, кто он и почему ведет такой образ жизни; теперь-то ей было понятно, почему Эван предпочитает публиковать свои книги под именем Джордан: он не хочет, чтобы кто-то узнал его, не желает бередить старые раны.